Блошиный рынок Портобелло в деталях

Согласитесь, смесь сэконд-хенда, комиссионки и бабушкиного сундука – это не сфера интересов путешественников. Кому охота перегружать чемоданы ерундой?

А если это Лондон? Поговорим о барахолке в Ноттинг-Хилле – самом известном в мире рынке антиквариата Портобелло.

Каждую субботу со всех уголков Европы съезжаются продавцы с разнообразным штучным товаром.

Только здесь охотятся за поломанными торшерами, словно за самой роскошной вещицей.

Только здесь прямо из рук на улице можно купить бриллианты чистой воды – и никакого обмана, потому что репутация продавца стоит еще дороже торгового места. А его ждут годами.

Тут же пасутся антикварные дилеры со всего мира и представители самых известных аукционов. А люди творческих профессий вдохновляются на этом толчке.

Да что там говорить, даже мировые звезды не прочь затовариться местным барахлишком.

Чтобы описать, что продается в местных лавках и на раскладушках – никакой статьи не хватит. Поэтому перейдем к самому главному вопросу, которым озадачиваются практичные люди.

Процитирую это недоумение: «Наверное, мне недостает буржуазности – но, хоть убейте, я не понимаю, почему я должна в восторге закатывать глаза при виде полуразвалившегося ободранного комода? Или отвалить внушительную сумму за стул, на котором до меня посидели сотни неизвестных задниц?! Все эти подсвечники, патефоны… Стоит кучу денег, а выглядит, как куча мусора».

Вот оно! Надеюсь, многие путешественники тоже не раз спрашивали себя? А мотивацию посетителей рынка я вам объясню, процитировав другую книжную героиню. Потому что это будет несправедливо, если я буду пересказывать своими словами. Прочтите обрывок, и вам всё станет понятно.

«Мое внимание привлекли похожие на привидения старинные платья, небрежно вывешенные возле одного из тентов. Я подобралась поближе и оказалась свидетельницей впечатляющей картины: девушка лет восемнадцати, чуть ли не со слезами на глазах выторговывала попахивающую сгнившей половой тряпкой юбку. Кажется, за юбку просили двести пятьдесят фунтов, а у страдалицы было всего лишь сто. Я не могла не остановиться – меня всегда притягивало безумие.

Юбка выглядела так, словно ее сняли с покойницы, лет пятьдесят пролежавшей в склепе…Скажу честно: попадись мне такая юбка, я бы без тени жалости разодрала ее на половые тряпки. А эта чудачка готова выложить за нее целых сто фунтов, и ее острый кукольный подбородок уже трясется от подступающих слез, бедняжка боится, что вожделенная юбка уплывет в чужие руки.

– Простите, – тихонько обратилась я к ней, благо английский у меня великолепный. – А вы уверены, что эта юбка… хм… Стоит таких денег? За сто фунтов вы могли бы купить в Харродсе новую, самую модную.
Девица вылупилась на меня так, словно я предложила ей групповушку с пятью темнокожими бомжами.
– Вы шутите? – наконец сказала она.
– Я… Может быть, я вмешиваюсь не в свое дело, но я правда не понимаю, – мягко улыбнулась я.
– Откуда вы?
– Россия.

– Понятно, – криво усмехнулась девчонка. – Наверное, в вашей стране мало значения придают волшебству времени.
– Чему-чему? – удивилась я.
– Время вдыхает в вещи волшебство, – объяснила загадочная девушка. – Не во все, конечно. Думаете, почему люди гоняются за антикварными бюро, старинными картинами, чужими семейными реликвиями, потемневшей серебряной посудой…
– Антиквариат – отличное вложение средств.
– Какая вы приземленная, – задохнулась она. – Старые вещи вдыхают в дом душу! Они приносят в нашу жизнь очарование иных эпох, иное настроение. Это вам не безликие пластмассовые тумбочки из Ikea – символ молодежного, модного, но мертвого дома. Эти вещи любили люди, которых давно нет в живых! Они пропитаны мощнейшей энергетикой!.. А насчет одежды… Если честно, сейчас просто не умеют так кроить. Даже если вы купите новое платье в стиле винтаж, все равно это будет немного не то.

– Но эта юбка… По ней понятно, что она старая, видите, на ней пятно! Вам совсем не противно?
– Пятно можно вывести, – сжала губы девушка. – Знаете что, спорить я с вами не буду. Но пожалуйста, сделайте для меня кое-что.
– Что именно? – удивилась я.
– Примерьте что-нибудь. Платье, корсет – неважно. Примерьте, взгляните на себя в зеркало и еще раз скажите, что винтаж – это ерунда.
– Ну ладно, – пожала плечами я.
– Я сама вам выберу! – оживилась девушка. – Я бываю на Portobello почти каждый день и отлично знаю каждое платье.
Недолго порывшись в вешалках, она протянула мне нечто цвета чайной розы, с обильными смятыми кружевами.
– Вот. Это платье. Начало века, десятые годы, шелк, кружево. Тогда оно было недорогим, а сейчас – бесценно.

Пожав плечами (мне все равно нечего было делать), я удалилась в импровизированную примерочную. Справиться с кружевами, лентами, шнуровками и застежками было непросто. Сразу видно, что у женщин прошлого было куда больше времени, чем у нас, несчастных, наскоро напяливающих по утрам, что под руку попадёт.

У нас просто физически нет времени на то, чтобы носить эти наряды, где каждую складочку, каждую ленту нужно педантично обрабатывать едва прогретым утюгом. Завязав последний бантик, я обернулась к зеркалу, заранее уверенная в том, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет.

Мое лицо разрумянилось, волосы были встрепаны. И вдруг… Я даже сама не могу сказать, что именно произошло, почему вдруг женщина в зеркале показалась мне чужой, более взрослой, красивой, утонченной. Но это было так. Ничего не изменилось – просто вместо привычных джинсов на мне было несколько слоев мятого шелка… Но я вдруг стала холодновато-прекрасной, как женщина из прошлого, как звезда немого кино.

Я вдруг увидела, что у меня высокие породистые скулы, что у волос моих – красивый оттенок спелой ржи, что талия моя тонка, а бедра – наоборот, женственные и пышные, волнующие. Я была красива классической красотой, той, над которой время не властно. Это было так удивительно! Не в силах противостоять этому странному ощущению, я протянула ладонь и погладила заляпанное пыльное зеркало»...